"Ступеньки, бля!" автор Юсенкай

***

Когда папа вошел в квартиру то я мгновенно поняла по выражению его лица, что сейчас в лучшем случае он разорвет меня на тысячи мельчайших частиц. Я судорожно начала перебирать в голове, чем мог быть вызван такой гнев. В институт я уже поступила, так что тут все нормально. В квартире вчера пол помыла. В моей комнате конечно бардак еще тот, но папа только что вошел и этого еще не знает. Тем временем папа бросает на меня уничижающий взгляд и как ни странно ничего не говоря проходит на кухню к маме, где закрывается с ней. Я пытаюсь услышать о чем идет разговор, но они говорят настолько тихо, что мне не разобрать слов. Мне слышны только интонации. «Может быть не во мне дело?» пыталась утешить себя я нелепой надеждой «Может быть у него на работе что-то случилось?»

Я услышала как открылась дверь кухни

- Женя, пойди сюда! – папин тон не предвещал ничего хорошего.

Я поплелась на кухню.

- Сядь, - произнес папа.

- Что случилось? – спросила я садясь за стол и непонимающе глядя на родителей. Мамино лицо было настолько бледным, что я решила, что как минимум кто-то умер.

- Какие у вас отношения с Наташей? – начал папа

- Нормальные, - ответила я

- Ты мне тут дурочку то не валяй, - взбесился папа, - я встретил сегодня ее маму, она мне все рассказала.

- Рассказала что? – решила уточнить я

- Про вашу дружбу с Наташей, - папа сделал такой акцент на слове «дружба», что мне сразу стало понятно, что Наташка все-таки рассказала своей маме про нас, что мои уговоры не делать этого на нее не подействовали.

- Женя, - влезла в разговор мама, - может тебя обидел кто?

- Мам, я вообще не понимаю в чем проблема, - я продолжала тянуть время, в надежде на какое-нибудь чудо. Но чуда не случилось.

- Как тебе это только в голову пришло? – возмущался папа, - ты что не понимаешь что такого рода отношения – это извращение, это болезнь?

- Это не болезнь, - возразила я, чем выдала себя с потрохами

- Так значит это все-таки правда, - грустно, констатировала моя мама.

- Конечно правда, - взбесился папа, - с чего бы взрослая женщина стала придумывать такие вещи да еще про свою собственную дочь. Хорошо еще что она мне рассказала, еще не поздно мозги ей на место поставить.

- Пап, мои мозги вполне на месте. Я ничего такого ужасного по-моему не делаю, - пробормотала я.

- Это только по-твоему, - продолжал папа, - Что за необходимость заниматься этим с девочкой? Тебе что парней мало?

Это сообщение отредактировал Roza Grig - 27-12-2015 - 15:21

- Но я ее люблю!

- Я не желаю слушать этот бред! Любит она ее! Ничего как любишь, так и разлюбишь! Как я теперь соседям в глаза смотреть должен? Ты об этом подумала? У них любовь! А все теперь краснеть должны. Поедешь лечиться вслед за своей любовью! Я тебе это быстренько организую. И даже не надейся оказаться с ней в одной больнице.

- О чем ты говоришь?- не поняла я.

- О том, что твою Наташеньку сегодня отправили мозги полечить, и о том что если ты не выбросишь из головы эту чушь, то тоже отправишься лечиться.

- С чего ты взял, что она в больнице? – спросила я.

- С того! – заорал папа, - и даже не надейся, что мы с мамой когда-нибудь этот изврат воспримем как норму! Выйдешь замуж, родишь ребенка, потом делай что хочешь. Если твой муж будет считать такие отношения нормой, то это его дело. А пока ты наша дочь и мы за тебя отвечаем.

- А что когда я выйду замуж я перестану быть вашей дочерью? – съязвила я

- Знаешь, дорогая, - ухмыльнулся папа, и по этой его ухмылке мне стало абсолютно понятно, что мне надо заткнуться, что дальнейшие разговоры только ухудшат ситуацию, что родители не готовы ничего ни обсуждать ни принимать, - ты не в том положении, что бы умничать.

- Я поняла, - сказала я, - я не права, больше этого не повторится. Я пойду в комнату?

- Иди, - буркнул папа, - иди и подумай о том, что ты сделала.

- Хорошо, - пообещала я и мгновенно удалилась в свою комнату.

Я пыталась дозвониться до Наташки, но совершенно безуспешно. На следующий день я пошла к ней домой, мне открыла дверь ее бабушка и сказала, что Наташа заболела и чтобы больше я никогда не появлялась на пороге их квартиры и не звонила, если не хочу неприятностей. Я вернулась домой совершенно потерянной. Я не знала, как мне ее разыскать. Я не могла тогда понять почему Наташка ничего мне не сказала, почему она не звонит мне. Я лежала на своем диване и думала, о том что возможно со мной и вправду что-то не так. Действительно обычно девочки любят мальчиков, с ними гуляют, целуются, мечтают выйти замуж. А я? Я совсем не мечтаю о замужестве, я люблю Наташку, я хочу быть с ней и только с ней. Я даже не могу представить, что на ее месте может оказаться какой-то мальчик. Я чувствовала себя отвратительно. Я впервые серьезно задумалась о том кто я. И не нашла ответа. Я совершенно точно не могла сказать о себе, что я мальчик. Я отчетливо понимала, что я девочка. Но я не чувствовала того, что должны чувствовать девочки. Почему это так возмутило моих родителей? Почему Наташку отправили лечиться? Неужели это правда такая болезнь? Надо ли немедленно измениться? Или хотя бы попробовать? С кем мне поговорить об этом? У кого спросить? Если даже это болезнь, то есть же еще такие же больные. Как их найти? Эти вопросы мучили меня. Я чувствовала, что я совершенно нормальная, что мое отличие от нормы только в том, что я люблю Наташку, а не какого-нибудь там Колю или Петю. Но я же никому не причиняю этим никакого вреда. Почему же тогда это вызывает такой негатив у родителей? Я решила, что будет вполне нормальным спросить об этом у мамы. У кого же еще спросить о причине недовольства, как ни у того кто недоволен. Я выбрала время, когда папы не было дома и задала маме вопрос

Это сообщение отредактировал Roza Grig - 27-12-2015 - 15:16

- Мам, а что плохого в том, что мне нравится Наташка, - слово люблю я не стала произносить, вспомнив о том какое бешенство оно вызвало у папы.

- Женя, это не нор-маль-но! – очень четко и внятно ответила мама, - Пожалуйста, выкинь это из головы и живи нормальной жизнью, как все. Ты поступила в институт, через неделю у вас начнутся занятия, познакомишься с новыми ребятами, влюбишься, будет интересная жизнь.

- Но, мам, я не хочу влюбляться в кого-то другого, - попыталась возразить я.

- Женечка, давай закроем эту тему раз и навсегда, - сказала мама, - Ты когда подрастешь, то поймешь, что мы с папой были правы. А сейчас просто поверь нам на слово. Договорились?

- Договорились, - ответила я.

Мама как нельзя более доходчиво объяснила мне, что бесполезно соваться к ней с вопросами, которые так мучили меня. Мне надо было самой разобраться в себе.

И я разбиралась…

Родители пребывали в счастливом неведении целых 6 лет. Мне кажется, что они даже успели забыть о существовании Наташки. У них была вполне примерная по их понятиям дочь и трехлетняя внучка. Их дочь, то есть я , послала мужа ко всем чертям и жила самостоятельно, не забывая навещать родителей не реже чем раз в неделю.

И надо же было такому случиться, чтобы моя тетя в присутствии всех мыслимых и немыслимых родственников и, что еще хуже, в присутствии моих родителей спросила у моей малолетней Настеньки:

- Когда же наша мама себе мужа найдет?

- А зачем? – удивилась Настя, - у нее Дина есть.

- Какая Дина? – переспросила ничего не понимающая тетя

- Ну просто Дина. Она к нам ночевать приходит и сказки мне рассказывает. А еще она меня из садика забирает, когда мама на работе задерживается, - сообщила моя дочь.

- А где же она спит, когда у вас остается? – поинтересовалась тетя.

- Как где? С мамой. Она мамочку знаешь как любит!

У всех присутствующих на лицах застыло неподдельное удивление. Мне удалось тогда перевести разговор на какую-то другую тему, но на следующий день папа примчался ко мне в гости.

- Женя, ты опять за старое принялась? – возмущался папа.

И я снова пыталась объяснить ему

- Пап, ну чего ты заводишься? Ну какая тебе разница с кем я сплю?

- Да никакой! Спи ты с кем хочешь! Но нельзя же это делать в присутствии ребенка! В какое положение ты ставишь нас с мамой?

- Я вас с мамой ни в какое положение не ставлю… Я взрослый человек и хочу жить так как мне нравится.

- Дорогая, ты не в лесу живешь. Вокруг тебя есть люди и с ними надо считаться! Как я должен объяснять всем почему ты спишь с какой-то Диной, что я должен отвечать, когда меня спрашивают как дела у моей дочери?

- Пап, мне не совсем понятно почему ты считаешь нормальным обсуждать с кем-то мою жизнь…

- А как же иначе? Мы все одна семья, мы должны быть в курсе событий

- Пап, не надо быть в курсе моих событий, если ты не готов принимать меня такой какая я есть. Ты можешь считать меня больной, извращенкой, кем угодно. Но я не поменяюсь. Так всегда было и будет.

- Но ты же была замужем! – воскликнул папа, - Зачем тебе снова это понадобилось?

- Пап, одно другое не заменяет и никогда не заменит. И выбирая между мужчиной и женщиной я всегда выберу женщину.

- Я никогда этого не приму! – сказал папа, громко хлопнув дверью. Минут через десять он вернулся.

Он говорил тогда очень много и очень долго о том, что мы семья, что я его дочь не смотря ни на что. Что в семье люди заботятся друг о друге. Потом очень плавно перешел к обязанностям и остановился на том, что то что я делаю надо скрывать.

- Женечка, мало ли у кого какие пристрастия. Но делать же это надо с умом, так чтобы ни у кого и мысли не возникло, что с тобой что-то не так. Ведь живут же люди в семье, имеют любовницу годами и никто даже не догадывается об этом. Я верю в то, что любовь существует. Я прекрасно знаю, что она появляется вдруг, внезапно и ты ничего не можешь с этим поделать. Но это же не повод рушить все вокруг.

- Пап, я ничего не рушу, - попробовала вклиниться я в его монолог.

- Женя, ты эгоистка. Конечно, так как живешь ты гораздо легче. Но так же нельзя. Ну встречайтесь вы так чтобы об этом никто не знал. Ни я, ни мама, ни соседи, никто. Зачем афишировать? Много разного в жизни случается. Можно влюбиться, да, но есть ответственность какая-то…

- Пап, что ты сейчас мне пытаешься доказать? – спросила я.

- Да ничего! – возмутился он, - я просто говорю тебе о том, что можно иметь нормальную семью и любовницу. И так может длиться годами.

- А как при этом чувствует себя любовница? – поинтересовалась я.

- Конечно ей больно, и ему больно. Но только им двоим, понимаешь? И никто из окружающих: ни жена, ни дети, ни родители не страдают при этом.

- А любишь при этом жену или любовницу? – поинтересовалась я

- Теоретически, - подчеркнул папа, - любовницу.

- То есть ты считаешь, что женщина которую ты любишь, не достойна большего, она не достойна иметь семью с любимым мужчиной. Ты считаешь нормальным причинять ей боль?

- Женечка, ну так бывает, и это приходится принять как данность. А твоя честность и открытость – кому от нее хорошо?

- По-моему, если уж заявляться на такую суперответственность и какую-то высокую мораль, то честнее не заводить любовницу, - предположила я.

- Да, но чувства возникают и от тебя это не зависит, - парировал он

- Возникают, но можно не давать им развиваться. Можно просто сделать так чтобы она, я имею ввиду любовницу, никогда даже и не узнала о твоих чувствах. И тогда ей не будет больно.

- Молодая ты еще! Вот повзрослеешь, тогда мы с тобой на эту тему поговорим.

Мы договорились с папой о мирном сосуществовании, а так же о том, что я избавлю их с мамой от информации о своих отношениях с девушками и перестану носить кольцо на большом пальце хотя бы в их присутствии.

Светлана Петровна провела в нашей квартире около двух часов, попричитала, поохала, покричала, полюбовалась малышкой, сообщила что Анечка как две капли воды похожа на маленькую Иришку и удалилась. Она сказала Ирке, что вместо Риммы отлично справится с обязанностями няни, что родная бабушка лучше чем чужая женщина, но Иришка категорически отказалась от этого предложения. Как я поняла ее мать сильно обиделась, приняв этот отказ за недоверие.

- Слушай, вот как она себе представляет, - обращаясь ко мне рассуждает вслух Ирка, - она будет сидеть с Анечкой при этом напрочь отказываясь принимать наши с тобой отношения.

- Малыш, да не бери ты в голову это. Она никак себе не представляет. Она в шоке и осмыслит случившееся не раньше чем через пару дней, - говорю я.

- Ты думаешь она сможет все это принять?

- Нет, не сможет и никогда не примет. В лучшем случае она сделает вид, что приняла, и станет ждать когда же наконец мы с тобой расстанемся.

- Жень, ну почему так? – с детской обидой в голосе спрашивает моя Иришка, - Почему ей не важно, что я счастлива с тобой? Почему для счастья в ее представлении непременно надо быть замужем? Почему она принимала мою семью с этим уродом, видела что мне с ним плохо, но все равно его принимала?

- Я не знаю, котенок, но так всегда бывает. Мне уже сорок лет и двадцать пять из них я пытаюсь найти ответ на этот вопрос. Поняла только одно: люди либо сразу все это принимают, либо не принимают никогда.

- Грустно это, - говорит Ирка, кладя голову мне на плечо.

- Люблю тебя

глава 10

Центральный Детский Мир. Я с самого детства обожала его. Мы приходили сюда с родителями каждый год перед Новым Годом. Магазин работал допоздна, что было редкостью в то время. Мы ехали по вечерней Москве, которая была украшена гирляндами и папа рассказывал мне каждый раз одну и ту же сказку, о том что Детский Мир это такое специальное место, где по ночам игрушки оживают и разговаривают друг с другом. А перед Новым Годом к ним приходит Дед Мороз и дарит им подарки. Я знала, что эту сказку папа придумал сам, я знала что никто не оживает там по ночам и что нет никакого Деда Мороза, но мне очень нравилось то как он рассказывал мне эту сказку. Наверное, именно из-за этой сказки Детский Мир до сих пор продолжает оставаться для меня каким-то загадочным и волшебным, особенно в канун Нового Года. С появлением в нашей жизни Анечки я стала снова как-то по-детски любить этот праздник и ждать его. За последние много лет у меня впервые было хорошее настроение в конце декабря.

Я стою около огромного прилавка, и у меня разбегаются глаза от обилия всевозможных кукол, нарядов для них, кукольной посуды, мебели и домов. Я понимаю, не без сожаления, что Анечка еще слишком мала для таких кукол, и поэтому мне пока остается только рассматривать их.

Я перемещаюсь в отдел, где продается одежда для самых маленьких. Я рассматриваю комбинезон, у которого на кармане изображена собака. Он привлек мое внимание тем, что собака объемная и меховая, но почему-то полосатая как зебра, только полосы не черно-белые, а темно синие и персиковые. Я останавливаю свой выбор на этом комбинезоне и направляюсь к кассе.

Она выбирает новогоднее платье для своей дочери. Она такая же тонкая и нежная как раньше. Я вижу ее со спины, на ней совершенно не знакомая мне одежда, она поменяла прическу, но я все равно точно знаю, что это Ника. Она в метре от меня. Я чувствую запах ее духов. Она трогает руками маленькое детское платье, и я помню как эти руки прикасались ко мне, я почти ощущаю эти ее прикосновения. Я просто стою и смотрю на нее, я практически приросла к полу. Не знаю, почему я не ухожу, я словно жду, что она обернется. Мне хочется и не хочется этого одновременно. Я стою и уговариваю себя, что сейчас она обернется и окажется, что это не Ника и я спокойно поеду домой. Я уговариваю себя в этом, но не ухожу. Казалось бы так просто: подойти к кассе, пока она рассматривает платье, оплатить покупку и уйти. Но я не могу и продолжаю смотреть на нее. Проходит минут пять не больше, но за это время я успеваю прокрутить в голове всю нашу с ней жизнь, вплоть до ее финальной фразы «если бы ты была мужчиной». Мне снова становится нестерпимо больно, у меня сжимается горло и она оборачивается именно в этот момент.

- Женька!

- Привет, - выдавливаю из себя я.

- Черт возьми, ты не меняешься! – улыбается она мне, - Ты как будто законсервировалась, ты такая же как когда мы с тобой познакомились.

- Ты тоже, - пытаясь улыбнуться вру я.

Я вру ей, потому что Вероника очень сильно изменилась за это время. Изменились ее глаза – это основная перемена, которую я в ней заметила. Ни морщинки, ни новая стрижка, ни даже новый оттенок волос, а именно глаза. Это были не ее глаза. Я не могу сказать, что они стали какими-то грустными или наоборот веселыми, или что они уставшие. Нет, они просто стали совершенно другими, не ее. Во всяком случае это были глаза не той Ники, которую знала я.

- Да брось врать, - укоряет она меня, - я же смотрю на себя в зеркало. Кожа уже не та, после родов стали волосы выпадать, да и фигура изменилась.

Я пожимаю плечами, потому что мне нечего на это сказать

- Жень, ну как ты? – спрашивает Ника.

- Нормально, - отвечаю я как можно короче и начинаю жалеть, что не ушла во-время.

- Мне звонила Настя…

Я смотрю на нее, не говоря ни слова, но она читает мои мысли. Она не утратила эту свою способность.

- Жень, ну я не могла не рассказать ему. У нас нет секретов друг от друга…

- Ника, мне совершенно не интересны подробности вашей с ним жизни. И перестань оправдываться, тебе это не идет

- Так что у вас там произошло? – интересуется она, - я так толком ничего и не поняла. Мне на мобильный позвонила рыдающая и ищущая тебя Настя, сказала, что ты украла ее дочь и теперь прячешься от нее…

- И ты поверила, - зло резюмирую я.

- Ну да, - мямлит Ника, - так что там у вас приключилось то?

- А тебе-то это зачем? Чтобы обсудить с муженьком подробности моей жизни?

- Женька, ну зачем ты так?

- А как, Ника, как? Как ты хочешь, чтобы я реагировала? Может еще предложишь дружить семьями? - завожусь я, сама не знаю почему

Она смотрит на меня так жалобно, что мне становится почти стыдно за свои слова.

- Ладно, Ник, извини, - говорю я.

- Я понимаю. Ты скажи мне лучше, Настина дочка теперь действительно с тобой живет? – спрашивает Вероника, глазами показывая на комбинезон который я держу в руках.

- Нет, - отвечаю я, - это нашей дочке.

- Чьей нашей? – удивляется Ника.

- Иришка родила нам дочку. Нам, Ника, это значит ей и мне.

На Вероникином лице отчетливо отображается сопоставление размера комбинезона с возрастом ребенка, с Настиным рассказом и черт знает с чем еще. Я решаю прервать ее мысли.

- Ника, не утруждай себя подсчетами. Ирка родила малышку летом, и пожалуйста не придумывай себе всякие истории.

- Женя-я-я, ты в своем уме? Ты думаешь я поверю в это? Я прекрасно тебя знаю, ты бы никогда не допустила, чтобы твоя девушка кого-то родила! Для твоей девушки в жизни должна существовать только ты, ты, которая самая умная, самая любимая, самая нужная, востребованная, ты которая не способна делить внимание девушки с кем-то еще, пусть даже этот кто-то ее ребенок. Не вешай мне лапшу на уши, Женя, мы достаточно долго прожили с тобой, и я тебя знаю как облупленную.

- Выходит, что не знаешь, - заканчиваю я разговор и направляюсь к кассе.

Вероника идет за мной, она говорит мне что-то еще о моем эгоизме, деспотизме и идиотизме, а я оплачиваю покупку и просто ухожу, даже не посмотрев на нее.

Я брожу по магазину и удивляюсь тому, что встреча с Никой не испортила мне настроение, тому что мне по-прежнему нравится приближение Нового Года, тому что я наконец поставила точку в наших с ней отношениях и теперь могу совершенно безболезненно вспоминать о той части своей жизни, которая была связанна с ней. Все-таки магазин этот и вправду волшебный. Мне казалось, что я никогда не смогу спокойно думать о Веронике, о том что «если бы ты была мужчиной». Но сегодня эта фраза в последний раз причинила мне боль, которая наконец ушла, ушла совсем. Ушла из моей жизни вместе с Никой. Я рассматриваю елочные игрушки и радуюсь тому, что я наконец то свободна от собственной внутренней истерики, которая тяготила меня на протяжении стольких лет. Мне становится вдруг совершенно понятно, почему в Иришкиных глазах появлялась такая сильная печаль, когда я отказывалась рассказывать ей о своем прошлом. Это ее печаль была вызвана отнюдь не ее неудовлетворенным праздным любопытством, как мне представлялось раньше. Ей было просто больно от того, что часть меня все еще принадлежала Нике. Она понимала, она чувствовала это, никогда не говорила, просто ждала, когда же я, наконец, сама от этого освобожусь.

Я еду домой по заснеженному городу, меня наполняет очень нежная любовь к Иришке, от которой становится тепло и приятно во всем теле.

Мне просто тепло от того что она есть, она рядом. Пока мы вместе мы живем. Мы наряжаем елку, живую и пахучую, мы ждем на Новый Год Сашку, мы наготовили всяких вкусностей.

- Женька, открой дверь, там кто-то звонит, - слышу я Иришкин голос, доносящийся с кухни.

На пороге стоит моя Настя. Очевидно она долго бродила вокруг нашего дома, потому что ее волосы так занесены снегом, что я даже не могу разобрать какого они цвета. На какую-то долю секунды я увидела в ней свою любимую, маленькую девочку, такую родную и близкую, что мне захотелось обнять ее и никуда больше не отпустить. Но только на долю секунды, вслед за этим я беру себя в руки.

- С Новым Годом! – говорит она с отвратительной ухмылкой и злой иронией в голосе. – Не ожидала?

- Нет почему же? Ожидала, - отвечаю я.

- Ну тогда может я войду? – спрашивает Настя и не дожидаясь ответа проходит мимо меня в квартиру. – Миленько вы тут устроились, вполне в твоем стиле. Привела в дом очередную девку, она тебе пирожки наверное печет. Хотя нет, судя по твоей фигуре, ты себя в форме держишь, никаких пирожков. Да? Чего молчишь? Так чем она тебя кормит? И в квартире то чистота какая! Загляденье прям! Не то что Ника, она была такая дура, мам.

- Закрой рот, - без лишних эмоций говорю я Насте, закрывая входную дверь. – Ты зачем пришла сюда?

- Мамочка, я пришла тебя поздравить, я же твоя дочь. Или ты забыла об этом? Хотя, конечно, когда ты вообще об этом помнила! Тебе вообще не до меня всегда было. Все ждала когда же я вырасту, чтобы избавиться от меня. У тебя получилось! Довольна?

В этот момент я понимаю, что Настя изрядно пьяна. Конечно, в трезвом виде она вряд ли бы сюда явилась. Видать приняла для храбрости. Появляется изумленная Ирка, я ей взглядом показываю, чтобы она не вмешивалась, и она удаляется обратно на кухню, незамеченная Настей.

- Ну, мам, куда мне проходить? В комнату? На кухню? Где ты мне мозги вправлять будешь?

- Да было б что вправлять, - спокойно отвечаю я.

- Мам, ну ладно тебе! Столько не виделись…

Мою дочь прерывают звуки доносящиеся из детской. Анечка проснулась и начала разговаривать, если это можно конечно так назвать, с Линдой. Мы стоим с Настей в гостиной, смотрим друг на друга и слушаем, как Иришка рассказывает нашей дочери о том, что сегодня Новый Год, что сейчас под елку Дед Мороз принесет подарки.

- Кто это? – задает вопрос Настя.

- Наша дочь. Наша с Ирой дочь.

- Мама, ты не в себе? Какая ваша дочь? Это … Это… Мама, так ты ее все таки удочерила?

- Кого?

- Не прикидывайся! – кричит Настя и направляется в детскую.

Я преграждаю ей дорогу.

- Пусти меня к моей дочери!

- Настя! Я еще раз повторяю тебе, что я понятия не имею, где твоя дочь, что ты полная идиотка, бросившая собственного ребенка.

Она смотрит на меня глазами полными слез, мне кажется, что я не выдержу этого кошмара. Я люблю ее так же как раньше, ничуть не меньше. Я понимаю, что она полная дура, мне есть за что на нее обижаться, но я люблю ее. Вместе с этим я совершенно точно знаю, что нельзя подпустить ее к себе ни на шаг ближе, потому что она мгновенно разрушит нашу жизнь. Я делаю над собой усилие:

- Настя, ты моя дочь, и я наверное люблю тебя, но мириться с твоими выкрутасами я не собираюсь…

- Мама, сейчас Новый Год, в этот день все мирятся, а мы с тобой опять ссоримся.

- Это все что ты хочешь мне сказать? – спрашиваю я.

- Ну в общем да, - неуверенно отвечает Настя.

- Так вот ни в Новый Год, ни когда-либо еще не хочу и не буду принимать то, что ты сделала. Настя, ты перешла грань, которую переходить не следовало.

- Помоги мне найти ее… - с какой-то мольбой в голосе, совершенно ей не свойственной просит моя дочь.

- Нет, Настя. Ты сочла возможным и даже нормальным отказаться не только от собственной матери, но и от своей дочери. Я никогда, - я срываюсь на крик, - слышишь, никогда этого не приму и не пойму.

Она смотрит на меня с ненавистью, который я, наверное, заслуживаю. Хватает свою куртку, брошенную на табурет в прихожей, и в слезах вылетает из нашей квартиры.

Я курю на кухне, я слышу, как Иришка разговаривает с Анечкой, показывая ей наряженную елку. Что я сделала не так? Почему она выросла такой? Неужели мне действительно не было до нее дела, когда она росла? Я практически везде брала ее с собой. Ни одного отпуска, пока ей не исполнилось пятнадцать, я не проводила без нее. Я знала все, что происходит к нее в школе, я водила ее по всем мыслимым и немыслимым кружкам и секциям. Разве так ведут себя родители, которые заняты лишь собой и которым дела нет до собственных детей? Мы часами разговаривали с ней про ее отношения с подругами, с мальчиками. Что же было не так? Сейчас как никогда ранее мне важно это понять, чтобы не допустить снова этой ошибки. Может быть ей слишком многое было позволено? Может я слишком любила ее, и что-то осталось безнаказанным? Но что? Когда?

Я сижу и перебираю в голове воспоминания.

Насте четыре года и мой папа ругает ее за то, что она сломала его коллекционную машинку. Я подхожу и беру ее на руки. Она плачет уткнувшись мне в шею. «Мамочка, я не специально, я не знала, что ее нельзя брать», - тихонечко шепчет она мне на ухо. Я укоризненно смотрю не своего отца. «Потакай ей больше», - обиженно говорит мне он.

Мой второй муж шлепает ее по попе тапочкой за то что она разбила его любимую чашку. Я моментально встаю на ее защиту и обвиняю Валерку во всех смертных грехах. Заставляю его извиниться перед Настей. Она надменно смотрит прямо ему в глаза и говорит: «Не забывай, я же вырасту!». Возможно, моей ошибкой было, что я дала ей понять что всегда и во всем я на ее стороне, что я никому не дам ее в обиду.

Во втором классе учительница назвала ее «дурой», Настя пообещала ей, что пожалуется маме. Она исполнила свое обещание. Я примчалась в школу на следующий же день и, даже не став разговаривать с этой учительницей, объяснила директору, что будет с ним и со школой в целом, если еще хоть кто-то хоть как-то обзовет в этих стенах мою дочь. Наверное я была не права в том, что делала это при Насте.

Когда ей было лет двенадцать, я уехала без нее на Соловки, но она в это время была на даче с моими родителями. А когда я вернулась, то мы с ней вместе поехали в Крым. Мы ездили туда втроем Настя, Машка и я. Настя с Машей очень подружились. Во всяком случае мне так казалось. Но вскоре Машка начала обижаться на меня за то, что я уделяю Насте внимания гораздо больше, чем ей. Мы расстались.

Я отпрашивала ее из школы исправно два раза в год, чтобы вместе поехать в горы. Первый раз мы спустились с ней с Эльбруса на лыжах, когда ей было девять лет. Ей никто тогда в школе не поверил и учительница написала в дневнике, что Настя жуткая фантазерка. Мне пришлось подтвердить слова дочери.

Я курю и никак не могу ответить себе на вопрос, что же было не так. Неужели надо было загонять дочь в рамки стандартов, дрессировать как служебную собаку, пороть за двойки и покупать подарок за пятерки, и не дай бог подарить что-то просто так. Может быть, тогда бы она выросла другой, умеющий думать, умеющий отвечать за свои поступки, умеющей вообще совершать поступки. Не зря же написано столько книжек по воспитанию детей. Я не прочла ни одной из них, возможно напрасно.

- Ты чего тут сидишь? – возвращает меня к жизни Иришка.

- Нам надо купить книжку, - сообщаю я.

- Какую? – она удивленно смотрит на меня, - ты о чем вообще сейчас?

- Книжку про воспитание детей…

- Детей надо не воспитывать, а просто любить

- Из этого, как показывает практика, ничего путного не вырастает.

- Жень, помирись с ней. Ну чего ты такая упрямая! Она сама к тебе пришла, она переживает. В конце концов, она же твоя дочь…

- Именно потому что она моя дочь, малыш, я и не могу с ней помириться. Я не могу, понимаешь, простить ей того, что она сделала. Хотела бы и простить, и забыть, а не могу. Знаю, что во многом не права, знаю, что именно я ее такой вырастила, но это ничего не меняет. Человек, который предал однажды, не остановится. Она не позвала меня на свою свадьбу. Она отказалась от меня… И ради чего? Просто чтобы ее приняли новоиспеченные родственнички. Ради чужих людей она отказалась от меня. Пережить это второй раз я не хочу. Ир, она чудовище! Она бросила малышку…

- Она не бросила ее, а отдала тебе. Она же хорошо тебя знает, она все рассчитала, и рассчитала верно. Она совершенно точно знала, что ты не бросишь свою внучку, что не отдашь ее в детский дом. Ты думаешь, она поверила тебе, что Анечка – это наша с тобой дочь? Уверенна, что нет!

Я смотрю на свою Иришку и удивляюсь ее абсолютно детской доброте. Как она может быть одновременно такой сильной и такой нежной, умной и наивной, мягкой и настойчивой, эмоциональной и терпеливой. Она совершенство, для меня во всяком случае.

- Я не могу… - выдавливаю из себя я , - я не могу с ней помириться.

- Почему? – спрашивает Иришка в упор глядя на меня.

- Боюсь, - я не поднимаю на нее глаза, потому что мне до тошноты стыдно это признать.

- Женька, чего ты боишься то? Собственной дочери?

- Да, я боюсь ее. Я боюсь, что она придет и снова разрушит мою жизнь. Я боюсь, что она отберет у меня тебя…

- Меня? – удивляется Иришка, - я бы еще поняла, что ты боишься, что она отберет малышку, но меня… Меня то каким образом, скажи пожалуйста, она может отобрать?

- Она придет, она поселится тут, она будет претендовать на роль мамы. Я не смогу тебя защитить от нее. Просто не смогу.

- А где она сейчас живет?

- Не знаю, и не хочу этого знать. Наверное, у моих родителей, может квартиру снимает… Малыш, давай закроем тему моей дочери. Я ничего о ней не знала все эти годы, я научилась жить без нее, это было не просто, но я научилась. Пусть все так и остается.

- Я живу с каким-то монстром, - шутливо говорит Иришка и обнимает меня, - Между прочим уже десять часов, скоро этот год уже закончится. Сейчас Сашка придет. Ты переодеваться собираешься?

- Котенок, как же я тебя люблю! – я прижимаю Иришку к себе и вдыхаю запах ее кожи.

- Я тоже тебя люблю…

глава 11

Новогодние каникулы закончились и я еду на работу, приятно удивляясь тому, что праздники подошли к концу явно не у всех, о чем свидетельствуют совершенно свободные дороги. Ни Насте, ни моим родителям не удалось испортить наш отдых. Конечно, они позвонили первого января, конечно, пытались воззвать к моим материнским и дочерним чувствам, желая услышать, что я все таки знаю, где находится моя внучка. Моя мама, никогда не отличавшаяся красноречием, проявила себя как великолепный оратор, ее финальный монолог длился более двадцати минут и имел даже какую-то смысловую нагрузку. Но…

- Женя, ты хорошо понимаешь, что ты делаешь? – задала мне вопрос мама, вероятно наконец осознав, что никакого диалога со мной у нее не получится.

- Мам, чего ты хочешь от меня? Я по-моему уже ни один раз и тебе и Насте ответила, что я не знаю и мало того не хочу знать ни о каком ее ребенке. Если она такая дура, что бросила собственную дочь, то ей уже ничто не поможет.

- Девочка ошиблась, - продолжала твердить моя мама, - с кем не бывает? Она же все поняла, не отворачивайся от нее…

- Мама, перестань пожалуйста! Оставь меня наконец в покое!

- Женя, я предупреждаю тебя, что я не перед чем не остановлюсь. Я создам тебе такие проблемы, что ты лишишься всего! – кричала мама

- Прямая угроза? – усмехнулась я. – Мам, делайте вы, что хотите, только в мою жизнь не лезьте.

- Этого ты, дорогая, не дождешься! – ответила мама, - Я своего добьюсь, чего бы мне это не стоило. Ты сама придешь и отдашь нам Анечку! Потому что иначе твоя жизнь станет невыносимой, это уж я тебе устрою.

- До свиданья, мама, - с издевкой ответила я, не желая продолжать этот бессмысленный разговор и положила трубку.

Больше ни она, ни папа не доставали нас своими пустыми разговорами и угрозами и мы великолепно отдохнули дома втроем.

И вот я еду на работу, где по моим предположениям ничего нового меня ждать не должно. Но мое предположение оказывается ошибочным.

У поворота к нашему офису стоит рекламный щит, который пустовал последние несколько месяцев. Я останавливаюсь как вкопанная у этого щита, потому что на нем красуется фотография Насти, которую пересекает огромная красная надпись «прости меня, мама». Из оцепенения меня вывел водитель какого-то грузовика, который обложил меня всеми известными ему словами за то, что я остановившись посреди дороги напрочь перекрыла проезд.

«Господи, сколько пафоса!» - думаю я, подъезжая к шлагбауму, «неужели она считает, что этим можно все исправить. Она еще глупее, чем я думала! Черт, моя дочь – клиническая идиотка!»

Я открываю окно и протягиваю охраннику пропуск на машину.

- Женя, - он наклоняется так чтобы то что он говорит было слышно только мне, - по-моему у вас неприятности.

Я в недоумении смотрю на него, и он продолжает:

- Полчаса назад в офис прошла девушка, ну та, что на рекламном щите, сказала, что она к вам…

- Понятно… - прерываю его я.

- Это еще не все, - не унимается охранник.

- Спасибо, - останавливаю я молодого человека, - я разберусь.

- Ну как знаете, я хотел как лучше…

- Спасибо, - я улыбаюсь ему, и отъезжаю по направлению к парковке.

Я едва успеваю выйти из машины, как Настя, выбежав из главного входа здания, бросается мне на шею. Ее театральности нет предела. Входящие в здание сотрудники с интересом наблюдают сцену покаяния моей дочери.

- Настя, - в бешенстве взрываюсь я, - что это за цирк?! Прекрати немедленно!

- Что, мамочка, стыдно стало из-за того, что на тебя смотрят! Тебе же всегда было наплевать на то, что люди подумают! Что ж теперь то ты меня стыдишься?

- Настя, прекрати истерику! – я пытаюсь отцепить от себя визжащую дочь.

- Не нравится? Вот и мне не нравилось, когда на меня показывали пальцем и говорили, что вот идет девочка, у которой мама лесбиянка. Вот и мне не нравилось, когда на меня смотрели люди, а я читала в их глазах вопрос « А ты тоже такая же или ты нормальная?». Вот теперь может быть и до тебя дойдет в конце концов, что не всегда можно наплевать на общество, что ты среди людей живешь и что надо их хоть немного уважать!

- Иди к черту! – я грубо отталкиваю от себя дочь и захожу в здание.

- Там тебя сюрприз ждет! – кричит она мне вслед.

Я прохожу мимо нашей секретарши, бросаю ей дежурное «Доброе утро!», но она в ответ вместо привычного «здрасте» говорит мне:

- Женя, а она правда ваша дочь?

- Да, она моя дочь. А что в этом такого удивительного? – спрашиваю я.

- Ну так, ничего…

Я сижу на своем рабочем месте и ловлю на себе изучающие взгляды сотрудников. Я пью кофе и совершенно не понимаю, что вообще происходит.

- Что? – не выдерживая, наконец, задаю я вопрос, - что происходит то? Мне кто-нибудь скажет или я так и умру в счастливом неведении.

Три моих сотрудника мужского рода утыкаются в свои компьютеры, так словно их прозвучавший вопрос не касается. Ася с Оксаной переглядываются, но не произносят ни слова. После небольшой паузы к Асе по-видимому возвращается голос и она спрашивает меня крайне неуверенным тоном:

- Женя, вы почту уже читали?

- Нет, а что там?

- Там рассылка по всему офису… - говорит она, почему то опуская при этом глаза.

- И что? Нас всех уволили? – спрашиваю я.

- Нет. Но вы посмотрите все таки…

Я рассматриваю собственные фотографии, под которыми значатся подписи « мама с женой дома», «они же в Альпах», «день рожденья Вероники», «мамина жена – Вероника», «шашлыки»…

«Мать твою!» - думаю я, - «Какого черта она делает!» И я продолжаю рассматривать собственную жизнь в картинках, которые появляются на моем компьютере. Я словно заново проживаю всю нашу с Никой жизнь. У меня не сохранилось ни одной нашей фотографии, после того как она ушла, я стерла ее из памяти компьютера, и пыталась стереть из своей собственной памяти. Но моя дочь умудрилась каким-то образом все это сохранить. Господи, это иллюстрации нашей семейной жизни!

Мне нравится, то что я вижу, мы красивые и счастливые на этих снимках, мы беззаботные и влюбленные, мы верим в то, что так будет всегда.

Я звоню домой, не придавая ни малейшего значения тому, что я сижу на своем рабочем месте и что мой разговор буде слышен всем.

- Малыш! Ты компьютер уже включала? – без лишних предисловий спрашиваю я.

- Нет, а что надо? – удивляется Ирка.

- Да нет, не то чтобы надо. Просто, когда ты снимешь почту, то… Ну не факт, что тебе понравится то, что ты там увидишь… То есть, я в том смысле, что…

- Жень, что случилось? Говори уже прямо, наконец!

- Короче, Настя сделала какую-то безумную рассылку, в которой наши с Никой фотографии. Я просто подумала, что у нее могло хватить мозгов, прислать их еще и на домашнюю почту, чтобы ты их увидела…

- А куда еще она их прислала? – интересуется Ирка

- На работу, но это не так важно, - отвечаю я, - просто мне бы не хотелось, чтобы ты как-то это неправильно восприняла. Малыш, я очень люблю тебя. Она уже в далеком прошлом. В очень далеком. Я надеюсь, ты понимаешь это…

- Женька, - Ирка явно подбирает слова, - да я все это конечно понимаю, что за сомнения у тебя… Ты не тем заворачиваешься. Как на работе то реакция?

- Да не знаю, я. Какая разница, это не так важно. Я в общем звоню убедиться, что с тобой все нормально, что ты не расстроена…

- Хочешь я компьютер вообще включать не буду до твоего прихода? – смеется Иришка

- Да, малыш, хочу. Спасибо тебе.

- Плов вечером будешь? – спрашивает она.

- Плов буду. Целую тебя. До вечера.

Я кладу телефонную трубку на место и понимаю, что разговаривала я в полной тишине и меня с интересом слушали мои подчиненные.

- Ребята, - обращаюсь я к присутствующим, - у вас какие-то проблемы?

- Жень, - находит что сказать Серега, - что бы не было, я на твоей стороне.

- Спасибо конечно, - говорю я, - а что у нас война? Надо принимать чью-то сторону? Тогда мне интересно было бы знать с кем я вою?

- Да я не знаю, с кем ты там воюешь, и кто этот доброжелатель, который прислал всю эту чушь…

- Серый, это не чушь. Это моя жизнь.

- Да ладно, тебе! Не хочешь же ты сказать…

- Хочу, - улыбаюсь я, - да, это моя жизнь. Моя дочь, которая кстати красуется на рекламном щите на повороте к офису, сделала зачем-то эту рассылку.

- Так эта Вероника правда ваша жена? – поднимает глаза Ася.

- Бывшая жена, - уточняю я.

- А ну что было то было, - воодушевляется Серый, - бывает и такое. Сейчас то ты нормальная.

- Что значит нормальная в твоем понимании? – интересуюсь я.

- Ну то и значит, что ориентация у тебя теперь нормальная, ну как у всех, - не унимается Сергей

- Серый помолчи, - встревает Оксана

- А что? Что я такого сказал?

- Как у всех и нормальная это не синонимы, Серега, - отвечает ему Ася.

- Так, мне совершенно не нравится весь этот бредовый диалог и я считаю нужным внести некоторую ясность, - говорю я, - Ника, действительно моя бывшая жена. Считаете вы это нормальным или нет это исключительно ваше дело.

- Жень…, - перебивает меня Ден.

- Подожди, я еще не закончила. Тут все знают о семейном положении друг друга, и благодаря моей дочери появился удобный случай, чтобы и обо мне вы тоже знали. Да я не замужем, я жената. Мою жену зовут Ира, летом у нас родилась дочь Аня.

- Во дела!! А чего ты молчала то? – удивляется Ден, - у нее дочь родилась, а она молчит. Ладно свадьбу зажала, так на рождение дочки, хоть бы тортик принесла.

- Жадина! – шутит Ася.

- Народ, вы вообще о чем? – возмущается Серый

- О том, что Евгения Марковна у нас жадина, - ехидно замечает Оксана, зная что я ненавижу когда меня называют по имени отчеству, - у нее дочка родилась, а она даже и не сказала ничего, чтобы тортиков не приносить.

- Слушай, да не смешно совсем! Жень, может тебе помощь какая нужна? – спрашивает Серый

- В смысле? – не понимаю я.

- Ну с чего ты вдруг с женщиной живешь, еще и ребенка ее собралась воспитывать? Это ж ненормально! Почему вообще так получилось у тебя? Может это еще можно как-то поправить? Тебе ж не так много лет!

- Заткнись, - грубо перебивает его Вася, который сидит в самом дальнем углу нашей комнаты и вообще крайне редко участвует в каких бы то ни было дискуссиях.

Все замерли в изумлении. Услышать от Васи что-нибудь было событием из ряда вон выходящим, а услышать от него грубое слово и подавно.

Вася был из тех сотрудников, которые тихо делают свою работу, которые всегда приходят на работу вовремя, которые задерживаются, если в этом есть необходимость, но всегда спешат домой. В свои 24 года Вася жил с бабушкой, которая всегда болеет и о которой он заботится. Кроме работы и бабушки, казалось, в его жизни нет ничего и никого.

- Васек, ты чего? – не понимающе таращится на него Серега.

- Серый, есть такая поговорка «молчи, за умного сойдешь», так вот это про тебя.

- Ну предложи ты тогда что-нибудь раз такой умный. У человека проблемы, я помощь предлагаю…

Разговор поворачивается в какое-то совсем неожиданное русло и я на время теряю дар речи, а Вася тем временем продолжает нас удивлять:

- У нее нет никаких проблем, и не надо ей ни в чем помогать. У человека все хо-ро-шо!

- Ничего себе нет проблем! Жень я прав? – обращается ко мне Серега

- В чем? – не понимаю я

- Ну в том, что хочу тебе помочь.

- Серый, я вообще-то не совсем понимаю, помощь в чем и какого рода ты собираешься мне предлагать. А вот план закупок на первый квартал я от тебя жду аж с двадцатого декабря. Где он?

- Ну я это… - начинает выкручиваться Серега, - мне тут еще одни переговоры надо провести…

- Из всего отдела, ты единственный, кто не делает работу вовремя. И не вешай мне лапшу на уши, про несуществующие переговоры, которые ты только что придумал.

- Да ладно тебе!

- Серый, не нарывайся! Мы тут вообще-то работаем, и мне не понятно, почему тебе надо напоминать об этом. Я жду от тебя отчет…

- Женя, а тебе не кажется, что в твоем нынешнем положении не стоит ссориться с подчиненными… Я же могу и …

- Ты уволен, - перебиваю его я.

- Не понял…

- А чего ты не понял? – переспрашиваю я и тут же повторяю ему – ты, Серый, уволен.

- Ну дела! Народ, вы то чего молчите? Она с бабой живет, а я уволен.

- Это ее дело с кем она живет, - вклинивается Вася в наш диалог.

- Ну если вам так нравится, что у вас начальник какая-то извращенка, то мне лично нет, - горячится Серый.

- Так увольняйся, - спокойно отвечает ему Оксана.

- С чего это?

- Серый, - говорю я, - у тебя есть два варианта. Первый – ты пишешь заявление и уходишь сам, как недовольный, второй – тебя увольняю я, и можешь мне поверить, что оснований для твоего увольнения у меня больше чем достаточно. Если я все это время закрывала глаза на твою так сказать деятельность, то это еще не значит, что я ничего не видела.

- Ну, ладно, Жень, извини, я просто наверное чего-то не понял. Ну это же не повод увольнять. Ну да, для меня однополые отношения кажутся странными, но я постараюсь это как-то принять…

- Серый, ты совсем дурак, что ли? От тебя не требуется принимать или не принимать однополые браки, от тебя требуется грамотная и, заметь, честная работа. А с этим у тебя большие проблемы. Факты вслух озвучивать или сам заявление напишешь?

Серега в бешенстве вылетает из комнаты.

Понятное дело, что я становлюсь в нашем офисе темой не то чтобы дня, а как минимум месяца. Первое время сослуживцы рассматривали меня так, словно я инопланетянка, какая-то. Не могу сказать, что меня это как-то задевало или напрягало, это просто было как-то странно. О том, что у меня жена и маленький ребенок не знал разве что ленивый. Неделю спустя две дамы из бухгалтерии начали проявлять ко мне совершенно нездоровый интерес. Что ими двигало мне было не понятно, могу лишь предположить, что любопытство или просто спортивный интерес. Но так или иначе месяц спустя все страсти улеглись, я перестала быть новостью дня или точнее сказать месяца. За всеми этими перипетиями Васино откровение не то чтобы осталось незамеченным, а скорее было принято как само собой разумеющееся. Ну если я лесбиянка, то понятное дело, что хотя бы один из моих подчиненных, по мнению нашего коллектива, просто обязан быть геем.

Накануне майских праздников меня зовет к себе наш генеральный, с которым надо отметить в студенческие времена нами был выпит ни один литр спирта.

- Ну, что Женка, как жизнь то твоя семейная? – начинает он, как только я появляюсь в его кабинете.

- Да нормально все. Анечка подрастает, предки по-прежнему мозги мне выносят. Но ты ж знаешь, они у меня крепко в голове держатся, так что…

- В Англии не хочешь пожить? – озадачивает меня вопросом шеф.

- Хочу, - смеюсь я, - а еще хочу на луне пожить, тоже неплохой вариант.

- Я серьезно. У меня в Редине есть небольшая гостиница, - начинает объяснять он.

- Что у тебя есть? – переспрашиваю я, потому что совершенно не понимаю какое отношение ко мне может иметь его гостиница.

- Гостиница, - повторяет он, - и до последнего времени всеми делами там занималась моя тетка, которую я просто обожаю. Но сейчас я вижу, что в силу возраста, ей становится уже тяжеловато. Вот я подумал, что тебе это может оказаться интересным.

- Позволь полюбопытствовать, с какого боку мне это может быть интересным, - удивляюсь я.

- Слушай, Жень, как ты смотришь на то, чтобы перенять дела у тетки.

- Ну теоретически, наверное я хорошо на это смотрю. Только вот я ничего не смыслю в гостиничном бизнесе и к тому же, как ты себе представляешь, теткину реакцию на мое появление, - отвечаю я с некоторой неуверенностью.

- Тетка сама меня попросила о том, чтобы я подыскивал ей замену, а у меня нет ни одной кандидатуры, которой бы я доверял так как тебе. Ну а с делами ты там разберешься, потом тетка же не собирается прямо завтра уйти на покой.

- Стас, мне надо подумать, - отвечаю я.

- Ты еще не спросила меня про условия, - продолжает он.

- Я прекрасно знаю, что по условиям мы с тобой договоримся, но есть одно но…

- Какое?

- Если я соглашусь, то поеду туда только вместе с Иркой и Анечкой.

- Это итак понятно. Сколько времени тебе надо, чтобы дать мне ответ.

- Два дня…

Долго обсуждать нам с Иркой предложение Стаса не приходится. Для нас с ней очевидно, что его гостиница – это решение всех наших проблем с нервотрепками, которые устраивают нам наши родители и моя дочь.

День рождения Анечки мы отмечаем уже в Редине.