"Ошейник" автор Аня Морозова

К тому времени Нелли уже развелась с Андреем. По двум причинам. Во-первых, он стал чересчур назойливым: набрался смелости поучать ее, без конца мешал «воспитательному процессу», неизменно принимая сторону близнецов.

А во-вторых, на горизонте появилась новая, более удачная партия. Немолодой бизнесмен по имени Амир в начале стал ее другом, затем – деловым партнером. А в конечном итоге – мужем.

Таким образом, Нелли перенесла свою жизнь на очередную ступень. Сделалась совладелицей сети фитнес-клубов. Завела новых знакомых. Перекрасилась в платиновую блондинку. Избавилась от первых морщин. И, втайне от нового супруга, сделала аборт.

Нет уж, с нее довольно. Как говорится, дети – цветы жизни: их либо в землю, либо в воду.

***

Мятеж дочери раздосадовал Нелли. Но она не слишком тревожилась. Знала: вскоре беглянка вернется. Приползет обратно к любимому братцу.

Так и вышло. Брошенный Ромка побушевал слегка, пригрозился последовать примеру сестры. Но хлопнуть входной дверью так и не решился. По многим, вполне очевидным для Нелли причинам.

Лень, боязнь материнского гнева, желание избежать перемен. Паренек неплохо ладил с Амиром (и еще лучше – с его деньгами), а жизнь с отцом сулила немало трудностей, в том числе, материальных: с недавних пор Андрей обзавелся новой семьей и теперь нес ответственность за молодую жену и малолетнего, чужого по крови ребенка.

В итоге, Яся, как Магомет, не дождавшись визита горы, сама отправилась к ней.

Тихая, мрачная, она поселилась в комнате брата. Спала вместе с ним – на двуспальном матрасе, брошенном прямо на пол – эдаком «базар-вокзале», где, в складках несвежего белья, скрывались многочисленные «сюрпризы»: от новомодных гаджетов, спутанных проводов и «дохлых» батареек до пустых сигаретных пачек и фруктовых огрызков. Когда Ромка отправлялся в школу, мятежница натягивала на себя одеяло, словно броню, и часами лежала неподвижно, дожидаясь его возвращения.

Она не выходила из дома. Изредка появлялась за общим столом; вяло ковыряясь в тарелке, симулировала принятие пищи. С Амиром общалась неохотно, через губу. Мать – вовсе не замечала.

В конечном счете, исхудав до полупрозрачности, превратилась в костлявое, взъерошенное, бесполое на вид существо, охваченное решимостью и дальше сживать себя со свету.


В двух шагах от беды Нелли не сдержалась. В отсутствии свидетелей подскочила к дочери. Безжалостно вцепившись в ее стриженную макушку, процедила:

- Чего ты добиваешься, а? Чего?

Девчушка слегка опешила. Поморщилась от боли. Но продолжила смотреть мимо и не ответила ей.

Дрянь! Непрошибаемая дрянь!

Вне себя от ярости, Нелли занесла было руку, но… Проклятье. Бессмысленность побоев была очевидна. Равно как и нелепость: противник едва держался на ногах.

Она решила пойти в обход. Хитрость. Шантаж. Девчонку необходимо как-то умаслить, отвлечь. Совершенно необходимо, иначе…

Этой же ночью Нелли, напрочь лишенная покоя и сна, бросила все мысленные ресурсы на разработку идеального плана. Размышляла, прикидывала – и лишь под утро, обессилев, провалилась в тяжелую дрему.

Ей привиделось нечто странное. Будто бы она пытается собрать воедино большую куклу – с виду фарфоровую, но, в то же время, живую - разбитую на множество частей. Но, увы, ничего не выходит: пальцы не слушаются, осколки не стыкуются друг с другом и продолжают крошиться... И ей страшно, и горько – до слез. Она чувствует страдания куклы. И ощущает вину за ее гибель.

Проснувшись, Нелли тихо выругалась. И, нехотя, призналась себе в том, что жалеет дочь. Даже любит ее, как это ни странно.


Ярослава приняла свободу весьма осторожно, с большим недоверием. С согласия матери, она официально рассталась с балетом. Сменила школу, сделавшись одноклассницей брата. Получила множество негласных послаблений и целый вагон личного пространства.

Постепенно страсти утихли. Девчушка вновь начала есть. Перебралась в собственную постель, стала отращивать волосы. Ожила, расцвела, обзавелась довольной ухмылкой. Которая без ножа резала сердце Нелли.

Нет, она не смогла разделить радостей дочери. Расценивая свой поступок как добровольное поражение, без конца упрекала себя, и с трудом сохраняла безмятежный вид. Больше всего женщине хотелось взять тайм-аут. Отвлечься, забыться. Что она и сделала.

Подавшись порыву, Нелли сбросила к чертям материнское бремя. И посвятила себя куда более продуктивному и приятному занятию – работе.


***

Прошло несколько лет. Если точнее, пять. Душевное равновесие давно вернулось к Нелли. Можно сказать, она была счастлива. Обрела новые цели и перманентную, милую сердцу, занятость.

Индустрия фитнеса поглотила ее без остатка. С завидным успехом Нелли обращала спорт в бизнес: выкачивала денежки у желающих накачать пресс. Упивалась властью, муштровала сотрудников. Трудилась – тяжело, упорно – и видела результат.

Личная жизнь мало отвлекала от дел. Да, второй супруг определенно устраивал Нелли. Амир был умен и крайне сдержан. С предельной аккуратностью восполнял дефицит секса где-то на стороне. Ибо стараниями жены, равнодушной к физической близости, их любовные утехи постепенно сошли на нет.

Встречи, семинары, бесконечные разъезды… Нелли совершенно забросила детей. Оставила без внимания, словно некий опостылевший, неподдающийся реализации проект.

И вот однажды с удивлением обнаружила их без пяти минут взрослыми.


Проявить интерес к отпрыскам Нелли заставило одно печальное обстоятельство. А именно, смерть первого мужа.

Ранним воскресным утром раздался телефонный звонок, и какая-то женщина нервным, раздражающе-писклявым голоском сообщила, что Андрей погиб, разбился на машине, и через два дня состоятся похороны. Женщина оказалась той самой Юленькой, последующей пассией, которую Нелли видела лишь раз, мельком, но тут же отнесла в разряд дремучих, незатейливо-подлых дур.

Похороны прошли ужасно. Общаясь по телефону, Юленька держалась крайне робко. Но при встрече – проявила себя во всей красе. Превратила собственное горе в дешевую драму. На кладбище – падала на гроб мужа. Стенала – громко, фальшиво. С нелепой наигранностью воздавала руки к небу.

Время от времени, в ее скорбную речь вплетались полные яда ругательства, адресованные Нелли.

«Богатая сука! - кричала Юленька. – Самовлюбленная тварь! Да ты полжизни Андрюше испоганила! Вали, вали отсюда!»

И «Христом-богом» просила собравшихся «не подпускать эту гадину к гробу». А те в большинстве своем находили эту просьбу справедливой.

Абсурдная ситуация.

Нелли держалась поодаль. Молча, с каменным лицом, сносила оскорбления беснующейся вдовы. Оплакивать Андрея прилюдно она не собиралась. Равно как и участвовать в скандале. Но повернуться и уйти, не проводив в последний путь человека, с которым прожила без малого шестнадцать лет, тоже не могла.

Близнецы стояли рядом с матерью. И, также как она, напряженно и мрачно взирали на происходящее. В конце концов, Ромка не сдержался. Бросил угрюмо:

- Ну, что, дамы, в первый ряд не пробиться? Шаг вперед – и нас закопают рядом?

- Сдается мне, у нас лучшие места, - в тон брату отозвалась Яся, – в этом сельском цирке.

- О, да, - подхватил Ромка. - Спешите, спешите! Впервые на арене! Ее Величество Черная вдова и дрессированные…

- Уймись, - одернула сына Нелли.

Но в душе – злорадно усмехнулась. Да, вот она, черт возьми – ее плоть и кровь. Ее дети. Упрямые, циничные, надменные… На миг, позабыв о горе, женщина прониклась острой симпатией к собственным отпрыскам. Впервые в жизни – отдалась ощущению бесконечного единства с ними.


Втроем они выстояли до конца. Но, едва закончилось погребение – решительно, как по команде, сорвались с места и зашагали прочь.

- Фрики! – рявкнул напоследок Ромка.

И, резко дернув рукой, продемонстрировал обернувшейся толпе средний палец.

В тот же день, ближе к вечеру, мать и дети вернулись на кладбище. Спокойно, без свидетелей, возложили венки и попрощались с умершим. Тихо плакали, не стесняясь друг друга. И ощущали вину – общую на троих. Как ни крути, все они, каждый по очереди, оттолкнули Андрея: кто-то осознанно, кто-то непреднамеренно. Удивительно легко вычеркнули его из семьи.

Эта мысль витала в воздухе. Правда, озвучить ее никто не решился.


***

Нет худа без добра. Горечь утраты растопила сердце Нелли. И в нем, внезапно и вдруг, вспыхнула материнская любовь.

В кои-то веки ей захотелось сблизиться с детьми. Узнать, как они живут, чем дышат. Совершить простое совместное действо: выбраться на природу, пройтись по магазинам. Словом, наверстать упущенное.

Но на поверку сделать первый шаг оказалось весьма непросто. Нелли страшила перспектива быть осмеянной. Или отвергнутой. Поразмыслив, женщина решила не торопиться. Разведать обстановку, выбрать подходящий момент.

Для начала – стала украдкой наблюдать за отпрысками. Манеры, ужимки, взгляды… Обрывки фраз, телефонные разговоры… Вне всяких сомнений, она умела читать между строк.

Очень скоро Нелли выяснила, что ее дочь неравнодушна к женскому полу. А сын – пребывает в состоянии влюбленности – мучительной и, кажется, безответной.

В то время близнецы уже расквитались со школой. Учились на разных факультетах одного ВУЗа. Частенько ночевали вне дома, редко приводили друзей. Большая часть их жизни протекала где-то на стороне, вдали от любопытных глаз матери.

Эх… спору нет, ее дети были красивы. Точеные профили, поджарые тела. Смуглая, будто пропитанная летним зноем кожа. Следуя признакам пола, они слегка растеряли сходство. Но, к сожалению, так и остались частями одного целого.

Яся шла по жизни играючи. В ее повадках хитро сплеталось мужское и женское: хрупкость и сила, манерность и решительность. Поглядывая на беспечную улыбку дочери, Нелли не верила ей ни секунды.

В сравнении с сестрой, Ромка был сущим ребенком – шумным, несдержанным. В одну минуту строил из себя мачо, в другую – паясничал и корчил рожи, в третью – полыхал злостью. А еще – в пареньке сидела жестокость. Много жестокости. Замахиваясь в шутку, он норовил проломить череп.

Нелли шпионила за детьми несколько месяцев. До тех пор, пока не увидела несколько больше, чем планировала увидеть.

Как-то раз, неслышно ступая по ковру, она подошла к комнате сына. Заглянула в приоткрытую дверь и… как будто ослепла. Реальность исказилась. Взгляд рассредоточился, не желая фиксировать подробности.

Губы, руки. Пальцы, впивающиеся в кожу…

Двигаясь на автомате, Нелли тихо отступила. В памяти осталась лишь смазанная картинка, но… Увы, суть ее была очевидной.

Боже, какой стыд! Немыслимо… И сколько же это длится? Годы? Боже…

Подсознательно она тотчас приписала вину дочери. Как же иначе? Мужчины правят миром, женщины – правят мужчинами.

Но на этом размышления кончились. Поддавшись внутреннему протесту – нет, это слишком, слишком! – Нелли решительно вычеркнула увиденное из памяти.

Близнецы окончили ВУЗ. По настоянию Амира, каждый из них получил в дар собственное жилье.

Первое время брат и сестра работали бок о бок в семейном бизнесе. Ромка больше ленился и бездельничал. Яся, напротив, брала пример с матери. Трудилась как каторжница, и, пару лет спустя, набравшись опыта, ушла к конкурентам.


Шли годы. Нелли все не решалась открыться детям. Всегда находились какие-то преграды, веские причины. В итоге, их отношения так и остались формальными. Краткие телефонные беседы, подарки к праздникам. Раз в год, по весне – совместный поход на кладбище, к могиле отца. И ритуальные ужины - куда же без них? Отчаянная попытка сохранить статус семьи.

Хотя… Нелли невольно вздохнула. Этот недавний звонок. Тихий, растерянный голос. Стыдливая просьба: «Только не говори Яське». И какой-то намек, легкий оттенок задушевности. Попытка довериться и…

Нет. Все это чушь. Минутная слабость, нелепое отклонение от правил. Ромка попросту «перебрал с допингом» и раскис. Пустил слезу. Невероятно, из-за какой-то девицы…


Мрачные думы целиком поглотили женщину. Препарируя собственную жизнь, она совершенно выпала из времени. И вздрогнула, услышав голос водителя.

- Нелли Аркадьевна, - бесцветно-вежливо сообщил Руслан, – мы приехали.

***

Родственнички, мать их…

Этот вечер (кстати говоря, пятничный) Ярослава обещала друзьям. Но какое там – «тихий семейный ужин» напрочь отбил желание тусить. В голову пришел новый план: пустая квартира, бутылка вина, крепкий сон.

Дабы не искушать себя понапрасну, Яся не хранила в доме спиртное. Вследствие этого покатила прямиком в «Red & White» - небольшой магазинчик элитных вин. Гнала безбожно: скорость успокаивала. К тому же до закрытия оставалось меньше получаса.


Паркуясь на просторной, тускло освещенной стоянке (магазин располагался в пристройке, примыкающей к супермаркету), Яся поймала в свет фар несколько хрупких фигурок.

Трое подростков поспешно обогнули ее машину. И тут же притормозили - у бетонного парапета, аккурат под фонарем. Взбудораженные, галдящие – принялись откупоривать бутылки с какой-то дешевой отравой.

«Два парня и девушка», - машинально отметила Яся. Но по выходу из машины взглянула еще раз – так, «для галочки». И поменяла решение.

Девчонки. Вне всяких сомнений. И от каждой, что говорится, «веет темой». Точнее, разит. Разве что на лбу нет таблички: «Да, я такая, и горжусь этим!» – крупными буквами с радужным переливом.

Двух девиц Ярослава тотчас отсеяла: «общипанные» стрижки вкупе с сутулыми спинами не вызывали симпатии. А вот на третьей – слегка задержалась. Скользнула цепким взглядом сверху вниз – от мятых локонов до стройных лодыжек – и осталась довольна. Нет, правда, милая «рок-н-рольная» блондиночка. С такой можно… разок-другой…

Впрочем, Яся тут же одернула себя. Погасив интерес, решительно зашагала прочь. Чутье подсказывало: лучше придерживаться плана. Квартира, вино, крепкий сон. Квартира, вино…


Девицы также заметили Ясю. Блондиночка – живая, бойкая – повернула голову первой. Глянула ей вслед: вначале дежурно, затем – пристально. Крайне пристально… И, оставшись в сомнениях, устремила вопрошающий взор на подруг.

Обе, как по команде, хитро оскалились.

- Лесби, - лениво закивала одна. – Отвечаю…

- Точно? - шутливо нахмурилась блондиночка и, в два прыжка подскочив к подруге, схватила ее за отвороты куртки и сымитировала яростный допрос. – Точно-точно?

Захихикала – и тут же отпустила. Вновь крутанулась в сторону Яси; прищурившись, выцепила из темноты светлое пятно ее пальто, и, посверлив асфальт носком сапога, плаксиво выдохнула:

– Бли-и-ин!..

Поход в магазин слегка затянулся: извечная проблема с безналичной оплатой. Усталая кассирша долга мучила Ясину кредитку. В итоге – вернула, буркнув дежурные извинения.

Отлично… Девушка полезла за кошельком. Цивилизация на грани фантастики…

К машине она возвращалась почти бегом: снегопад поутих – осталась промозглая сырость. Б-р-р…

Но на последних метрах – плавно сбавила темп: заметила «зрителей».


Девицы еще не ушли. Так и топтались под фонарем – три чуда природы: хлипкая, «тряпошная» обувка, курточки на рыбьем меху. Попивали отраву, курили.

Блондиночка «пасла» Ясю. Состряпав «загадошное» выражение лица, так и палила в нее робкими, но вполне откровенными взглядами.

«Ой, ты, гос-с-спади, - мысленно посюсюкала Яся. – Роковые страсти на парковке…»

Но на душе потеплело – так, слегка. Как ни крути, ей нравилось нравиться.

Забавы ради, она ответила на призыв. С небрежной усмешкой кивнула блондиночке – ну, здравствуй, красота неземная. И, весьма доходчиво, указала на машину: поехали, мол, если хочешь.

Вопреки ожиданиям, трюк сработал.

Получив добро, девица смутилась. Слегка помедлила и… направилась к Ясе. Резво зацокала каблучками по асфальту – наивная, раззадоренная, нетрезвая… эх, просто подарок судьбы...

- Я не блядь, понятно? – заявила она на подходе.

Громко, отчетливо – вдруг подруги не расслышат.

- Как скажешь.

«Щелкнув» брелком, Ярослава открыла багажник. Неспешно погрузила в его нутро пластиковую сумку, полную «стеклотары». Бережно захлопнула. Затем, не замечая девицу, направилась к водительской двери. Потянула за ручку…

- Эй!.. – послышался робкий окрик.

Яся остановилась.

- Слушай… - помялась блондиночка. - А ты?.. ну, в смысле… - куснула губу, нервно покачалась на каблуках. – Ладно, пять сек. Я своим скажу.

***

Все точки над «i» расставились на первом же светофоре.

Оторвавшись от губ пассажирки, Яся с усмешкой выдохнула:

- Ну, привет.

- Привет…

Они потерлись носами. Блондиночка пахла снегом, алкоголем и сигаретами. Густо накрашенные ресницы напоминали паучьи лапки.

- Можно… тебя пригласить? – вопросила Яся.

- Смотря куда.

- В постель.

Девица стыдливо залыбилась. Спешно наморщила лоб, поюлила зрачками: эх, как бы так, половчей, ответить.

- Ну… можно, - и захихикала.

В тот же миг, будто в подтверждение ее слов, светофор вспыхнул зеленым. Позади отчаянно засигналили.

Боже… где ж вы, мои семнадцать… Ярослава легко потрепала блондиночку по щеке, «клюнула» в губы. И, уже отстраняясь, ехидно бросила:

- А куда нельзя? В кино?

Снова хохот – резкий, заливистый. Ну да, как же иначе?

***

Твою мать! Куда, куда?..

Уже четверть часа Ромка безумной гончей носился по коридорам торгового центра. В его крови бушевал алкоголь, в горле - клокотали спазмы нервного смеха, а в груди – часто и гулко – билось тяжелое, разбухшее от нежности сердце.

Происходящее напоминало мучительный сон. Или ожившую сказку.

Она ждала его где-то там, этажом выше – за столиком, на территории ресторанной зоны. В Тридесятом Царстве, куда вела всего лишь одна тропа – отдельный эскалатор. И указатели – неприметные таблички под потолком – явно издевались над ним и водили кругами.

Бр-р-ред!..

Ромка вновь ощущал себя ребенком – несмышленым, беспомощным. Пестрый декор витрин, глянец вывесок, чехарда голосов и лиц – все вокруг было против него: раздражало, отвлекало, запутывало. А эта мерзкая «косоглазая» девица, вооруженная флаерами, цеплялась к нему уже, по меньшей мере, дважды!


В конце концов, он выдохся, потерял терпение. Почти решился выставить себя идиотом: состряпав улыбочку, обратиться к первому встречному: «Простите, не подскажете?..»

Но вдруг – хвала небесам! – очередной изгиб коридора, а за ним… ползущие вверх ступеньки! И надпись: «Ресторанный дворик». Ф-фак!

***

Совсем недавно она призналась, что любит толпу. Вот и сейчас - сидела в центре зала, окруженная суетой и баррикадами столиков.

Черные джинсы, серые «ковбойские» сапоги, клетчатая рубашка с закатанными рукавами. Пацанка. Даже посадка – и та мужская: спина чуть сгорблена, ноги - расставлены. На голове – рыжий костер: буйные кудри собраны в пучок – небрежный, растрепанный. И никаких побрякушек, разве что часы на правом запястье - массивные (эдакий будильник на ремне) – такими, при желании, можно обороняться.

Она как будто и не ждала его. Весьма увлеченно болтала по телефону. Хмурила брови, глядя в никуда, и без конца бултыхала ложкой в бумажном стакане - очевидно, с кофе.

И… ничего в ней не было. Ни-че-го, черт возьми! Но…

Задыхаясь от нетерпения, Ромка стал пробираться меж столиков.

Еще издали он «выцепил» из общего шума ее голос – спешное, недоброе «бу-бу-бу».

- Да помню я, помню, – уверяла кого-то Яна. – Завтра заеду в офис – все равно по пути. Отправлю счет, звякну Лехе, а дальше…

А дальше - Ромка обрушился на нее. В буквальном смысле. Повис на шее – не то обнимая, не то придушивая. Зарылся лицом в волосы. И, кажется, укусил за ухо.

Да, так и есть – укусил. Девчушка поморщилась. Ругнулась сквозь зубы, решительно отвергая его «ласки».

- Да, блин, не тебе это, – бросила она в трубку. – Не тебе. Тебя я люблю, особенно – в день зарплаты, - хмыкнула - и снова нахмурилась. – Нет, реквизиты на стикере... На стикере, говорю. На желтом… Ну, значит, того, отлепился… Что, ага? Ныряй под стол, Фаизова. Растряси свои… достопримечательности…

Почуяв серьезность «переговоров», Ромка отстранился. Пошарив наугад, придвинул к себе стул. Шмякнулся на него: локти в стороны, взгляд исподлобья. И шумно выдохнул, пытаясь унять самого себя.

Ведь он совсем не хотел обидеть Яну. И не хотел ссориться с ней. Нет. Конечно же, нет.

Он просто хотел сграбастать ее, затащить куда-нибудь, в уютную укромную темноту. И там – зацеловать до одури, затискать до синяков, искусать до крови, исцарапать до шрамов. Завладеть ею – всецело и полноправно. Насладиться стонами и вскриками. Провалиться в сладкое, ритмичное беспамятство. Насытиться. И успокоиться.

Наконец, беседа закончилась. Буркнув коронное «до связи», Яна дала отбой. Привычным жестом отправила телефон в карман сумки, без тени кокетства убрала непокорные пряди за уши. И посмотрела на Ромку – не то чтобы мрачно, скорее – бесцветно.

- Завтра работаю, - сообщила она. – Прямо с утра. Так что… давай по-быстрому, ладно?

***

В какой-то мере Ромке всегда удавалось обманывать себя. Утешатся условными, легкодоступными радостями. У него была молодость. И деньги. И мощная броня из атрофированной совести, способная отразить большинство претензий этого мира.

По первому свисту вокруг него собиралась толпа: приятели, знакомые, коллеги с работы. Нахлебники и нахлебницы – по большей части. Щедрая порция алкоголя на некоторое время обращала их в закадычных друзей. И все тонуло в пучине басящей музыки, бессмысленного трепа и развязного смеха.

А еще, всегда находились девушки – веселые, шустрые, цепкие. С красивым, грамотно «тюнингованным» телом. Способные заманить, развлечь и одарить лаской. Все они, за парой исключений, являлись, что говорится, «подарком судьбы»: прибивались к Ромке по собственному желанию и какое-то время крутились возле – очевидно, надеясь на нечто большее, нежели одноразовый интим.

Те, что поумней (а таких, по счастью, было немало), просекали на раз: в этом пруду ловить нечего. И грациозно отчаливали, не дожидаясь намеков.

Но встречались упертые. Например, Регинка – бывшая одногруппница Яси. Эта девушка – внешне копия юной Белуччи, «от улыбки до жестов» – воплощение теплой, холеной женственности – при желании могла бы устроить личную жизнь в два счета. Но вместо этого – упрямо и слепо – билась за мечту: восьмой год лепила из Ромки бойфренда.

Она принимала его всегда – даже пьяного, даже в пятом часу утра. Варила кофе, тихо усаживалась рядом, легко и как будто робко вела тонкими пальцами по небритой щеке, уютно молчала – и ждала, ждала.

Ромка почти не жалел Регину. Хотя, отчасти (а быть может, и до конца), понимал суть ее заморочек. Как ни крути, сценарии их жизни… эх, да что там – их «диагнозы» были во многом схожи. Оба они являлись заложниками – то ли судьбы, то ли собственной прихоти: зависали в режиме stand by, не находя возможности «отлепить» себя от другого человека.

Но Регинка… в общем, она была совсем иного склада. И «болела» иначе: скромненько, миленько, без надрыва. Как-то слишком… по-бабски, что ли. Соблюдала режим, учила испанский, нянчила йорка, разъезжала по заграничным курортам в компании подруг.

Порой незатейливость и стойкость этой девицы утешали Ромку, но чаще – бесили. Он не видел в ней союзницы. И тем более – будущей жены.

Что же до собственной «болезни» – к ней паренек относился очень сложно. И далеко не всегда – отрицательно. Попеременно считал себя то извращенцем, то избранным, то ошибкой природы, то уникальным исключением из правил.

Его «болезнь» родилась вместе с ним (точнее, на двенадцать минут раньше), и с тех пор не отпускала его. Никогда. Обострялась, затихала, но неизменно пульсировала – где-то там, на душевных задворках.

С переменным успехом Ромка справлялся с ней. Симулировал безразличие, проглатывал восторг, глушил ревность. Трудно, но удивительно стойко хранил свой «большой-большой секрет». И, даже на пьяную голову, не спешил открывать его кому бы то ни было.


А потом появилась Яна.

Сказать по правде, он и не думал, что будет вот так. Не знал, что так вообще может быть. Что в круговерти безликих лиц, случайно и запросто, он встретит другую, и эта другая будет такой, такой… черт возьми...

- Значит, по-быстрому? – переспросил Ромка.

Прищурился, не спуская с девушки тяжелого взгляда. И закусил губу, сдерживая бурный поток ругательств.

- О’кей, - наконец заявил он. – Сделай мне… – грубым жестом намекнул на оральный секс, - и я пойду.

Яна ответила не сразу. Глотнула кофе, повертела в руке стаканчик. А потом, будто решив для себя что-то, заглянула парню в глаза и неестественно бодро заявила:

- Согласна.

- В смысле? - недоверчиво хмыкнул Ромка.

- Ну, я согласна, - повторила девушка – и требовательно кивнула. - Давай. Доставай.

Какое-то время они «бодались» взглядами – немигающими, пронзительными – коса на камень, в самом прямом смысле.

Внезапно Яна подалась вперед. Без всякого намека на шутку, дернула бровями - ну, ну?

- Слушай, ты... - начал было Ромка.

Но его собеседница уже сорвалась с места. Подхватила сумку, небрежно перекинула ремешок через плечо... В следующий миг, будто бы случайно, она склонилась над Ромкой. Подобно сторожевому псу, издала короткое недоброе «р-р-р» – и глухо «бафкнула» ему в ухо.

После чего – стремительно зашагала прочь.

Ромка нагнал ее на втором этаже, неподалеку от эскалатора. Одной рукой обхватил за плечи, другой - за талию. И стиснул – наверное, больно.

- Ты… - выдохнул он. – Я тебя... придушу. Слышишь?

Яна не вырвалась. Замерла каменной статуей: спина прямая, взгляд – строго перед собой.

- Ну… - стыдливо помялся Ромка.

Воровато глянул по сторонам и, страстно желая поскорее все уладить, потупив взор, тихо пробормотал:

- Ну, прости. Прости меня.


«Шах и мат», - подумала Аня. Нерадостно. И тут же отпустила себя. Отключив опцию «стороннее наблюдение», вновь утонула в игре.

***

Спустя час (или чуть больше) они ехали в такси. Устроились в обнимку на заднем сиденье.

Аня поглядывала в окно. Холод и слякоть. Унылый, побежденный осенью город, щедро расцвеченный псевдоутешительными огнями и псевдовеселой рекламной мишурой. На остановках – стайки озябших людей. Черт, она бы с удовольствием выпрыгнула - прямо здесь, прямо сейчас - и встала бы вместе с ними. Нырнув в первый подъехавший автобус, покатила бы – неизвестно куда, подальше от всех своих обстоятельств и заморочек…

«Блин, а ведь это уже нытье», – опомнилась Аня.

Тихим вздохом одернула себя. «Вернулась» к Ромке. Спустя мгновенье, нехотя разомкнув челюсти, отдала натруженные, больно пульсирующие губы очередному жадному поцелую.

Кто знает, быть может, это последняя встреча. Быть может, все закончится именно здесь, на середине пути. Ведь для «свершенья славных дел» ей нужны оба, брат и сестра. А Ярослава (мать ее так...) молчит; вопреки ожиданиям, не спешит включаться в «игру». Свидание позади, ничего исправить нельзя. Добавить тоже. Остается лишь одно – ждать.

Ожидание, ожидание... Вечное ожидание – вот самая верная пытка для загремевших в ад. К черту огонь, к черту сковородки! И экономия, опять же – дров, электричества – ну, или чем они там пользуются?